Торговля кожей - Страница 107

107

— Она был бледно-желтой с темными полосами.

— И вы там были? — обратилась к нему Паола.

— Был, — подтвердил он.

— Кто-нибудь еще был ранен? — спросила она.

— Да, но в его крови ликантропия не выявлена. Можно сказать, я единственная, кому повезло, — съязвила я.

Просто стоя рядом с ней, мне было намного легче дышать. Возможно, мысль о том, что я неспособна путешествовать без сопровождения своего личного штата оборотней, была не совсем верной. Может, я вообще никогда не смогу путешествовать в одиночку. Вот блин! Если это на самом деле так, мне придется в любом случае отказаться от федерального значка. Какая польза от истребителя, который не может ездить туда, где плохие ребята совершают свои грязные делишки?

Интерком вновь ожил:

— Другие тигры успокоились. Чем вы там занимаетесь, Блейк? — как я и догадывалась, это был Шоу. Мне было жаль, что жена ушла от него, да еще и к оборотню, но моей вины в этом не было.

Эдуард подошел к переговорному устройству и заговорил:

— Мы лишь снизили тигриную энергию, только и всего.

— А чем занимается Блейк? – не унимался Шоу.

— Своей работой, — ответил Эдуард, убирая палец с кнопки интеркома.

Я заглянула в эти странные успокаивающие тигриные глаза на женском лице:

— Ты знаешь, чем занимался Мартин?

Она удивленно моргнула. Ее лицо ничего мне не сказало, но ее рот чуть приоткрылся, дыхание ускорилось. Было ли это вызвано тем, что она что-то знала, или тем, что я упомянула ее парня? Или все дело в том, что ей приходилось отвечать на вопросы полиции, будучи закованной в цепи с ног до головы? Обычно это заставляет людей волноваться, реагировать на происходящее чересчур остро. Эта одна их причин, почему я предпочитаю опрашивать людей у них дома или в более привычном для них месте. Но сегодня не время для этого. Не время для многого.

Я пристально вглядывалась в ее глаза, когда она сказала «нет». Я не поверила ей. Не знаю почему, но глядя в эти бледно-голубые кошачьи глаза, я знала, что она лжет. Это не были метафизические силы. Эта была присущая всем копам реакция, которая вырабатывается со временем. Это знание просто появляется. Что ж, может, она врала не из стремления что-нибудь скрыть. Может, она врала потому, что была напугана, или просто потому, что ей так хотелось. Люди врут по самым дурацким причинам. Но я пришла к выводу, что она врет, чтобы что-то от нас скрыть. Она лгала потому, что обладала необходимой нам информацией. Полезной информацией. Той информацией, которая наведет нас на след и на нового подозреваемого. Это даст нам что-нибудь, что пригодится при расследовании всех новых смертей, которые я видела сегодня. Если Паоле Чу что-то известно, то, возможно, те офицеры, что погибли, и те спецназовцы, что находились сейчас в критическом состоянии в больнице… Может, это все было не зря.

И тут, глядя в ее лживые глаза, я осознала, что сама больше в это не верю. Даже если ей известно все, — да хоть главный секрет под соусом из тайны — и она расскажет нам все от начала и до конца, — это уже не важно. Это не имеет никакого значения для семей тех офицеров, что были жестоко убиты. И это не имеет никакого значения для тех оперативников, которые, возможно, никогда уже не встанут на ноги, даже если и проснутся. А вот что имеет значение, так это та ложь, которую мы воздвигли вокруг себя, чтобы жить дальше, не пытаясь засунуть себе в рот дуло пистолета.

«Катарсис» — это слово используют психотерапевты, чтобы убедить вас в том, что боль уйдет; что наказав плохого парня или выявив причины того, что произошло, вы вновь обретете душевный покой. Катарсис — это самая чудовищная ложь из всех.

— Анита, — раздался голос Эдуарда, — ты в порядке?

Он стоял возле нас с Паолой, гораздо ближе ко мне, чем раньше. А я даже не услышала, не почувствовала, вообще не заметила, как он подошел.

Я встряхнула головой:

— Нет, не в порядке, — огрызнулась я, подумав про себя, что выхожу из игры. Да что это со мной?!

Эдуард взял меня за руку, оттаскивая от женщины. Чем дальше он меня оттаскивал, тем яснее я соображала, но тигрица все еще была во мне, затаившаяся по ту сторону металлической стены в моей голове. Она лежала на земле, и лишь подрагивание черного кончика ее хвоста выдавало, как сильно она злилась на меня.

Открылась дверь и в комнату, улыбаясь, вошел старший детектив Эд Морган. Он разыгрывал из себя эдакого симпатягу с большими карими глазами, и, надо признать, у него неплохо получалось. Он прямо таки излучал обаяние. Ах, да, мы же его только и ждали. Разве Шоу не запретил нам задавать вопросы, напрямую относящиеся к преступлению, пока не появится детектив Морган? Похоже на то. Ну и черт с ним.

— Добрый день, Паола, вы не против, если я буду называть вас Паолой? Я Эд, — сказал он, с улыбкой усаживаясь на мой стул, попутно раскладывая на столе папки. Словно нас с Эдуардом тут и не было. — Дальше я сам, маршалы. Шериф Шоу хотел бы перекинуться с вами парой слов.

Морган сверкнул настолько широкой улыбкой, что у него на щеках проступили ямки, но в глубине его карих глаз затаился враждебный огонек. Видать, нам предстоит не самый приятный разговор с Шоу. Гадство.

Эдуард вцепился в мою руку и не отпускал, словно не доверял мне. Будь там поблизости зеркало, я бы обязательно посмотрела на выражение своего лица, но кругом были одни стены. У них не хватало фешенебельных комнат для допроса с огромными сияющими зеркальными стеклами, поэтому они поместили эту женщину в самое простое помещение, которое не позволяло вести нормальное наблюдение за ней. Ее удостоили лишь видеокамерой, без всяких там зеркальных стекол вместо стен. Она была единственной нитью, ведущей к погибшему тигру, и они даже не удосужились поместить ее в самое лучшее помещение, зато теперь ее дело вел самый лучший из их следователей. Вот так и сказывается бюрократизм.

107