— Он делает тебе больно?
— Не более, чем требуется, — ответила я, гордясь тем, что мой голос почти не дрожал. Ни дать, ни взять крутой охотник на вампиров. И даже нисколько не переживающий по поводу все возрастающего количества серийных убийц и зверей внутри себя. Вот не прет!
— Виктор, — позвала я.
Он повернулся ко мне. Видимо, он забыл свои очки на тротуаре возле полицейского участка, потому что в данный момент я смотрела прямо в голубые глаза его зверя. Нет, это были его глаза. Вертигры, подобные Виктору, рождались такими, а не становились со временем.
— Да, маленькая королева, — отозвался он.
— Во-первых, хватит так меня называть. Во-вторых, пропорциональны ли эти отметины на мне тем, что мог бы нанести мой собственный тигр, если бы он мог выбраться наружу?
Он задумался на пару секунд.
В разговор вмешался Бернардо:
— Я сделал последний поворот, куда дальше?
Виктор подсказал ему направление и вновь повернулся ко мне:
— Ты весьма необычный… случай. Но, на мой взгляд, да. Предположительно это твой размер.
— Вот блин! — в сердцах воскликнула я.
— У Мартина Бендеза руки были намного больше, чем у Аниты, даже в человеческом облике, — вставил Эдуард.
— Наш убийца — женщина, — предположила я.
— Не скажи, у некоторых мужчин бывают такие же миниатюрные руки, как и у тебя, — возразил Олаф.
— Кто-нибудь из твоих тигров может похвастаться такими же маленькими руками? — спросила я, показывая Виктору свою ладонь, чтобы он мог зрительно сопоставить размеры. Он потянулся ко мне, вытянувшись в проеме между водительским и передним пассажирским сиденьями, и прислонил свою крупную ладонь к моей.
— Только Паола Чу.
— Погоди-ка, — встрял Бернардо, — если Бендез не был тем тигром, которого мы искали, какого он тогда напал на полицейских?
— Вопрос на засыпку, — ответил Эдуард.
Виктор попытался внести ясность:
— Его бывшая жена предъявила ему обвинения в жестоком обращении. Он был не лучшим из нас, и если бы обвинения прошли в суде, его ждало либо пожизненное заключение, либо…
— Ордер на ликвидацию его задницы, — подытожил Бернардо.
— Именно. В любом другом штате ему бы предложили постоянную прописку в одной из правительственных резерваций для оборотней, но в Неваде, как и в большинстве западных штатов, установлены самые суровые законы. Три привода в участок в данной части страны равнозначны смертельному приговору.
— Было бы неплохо знать это до того, как ввязываться в игру, — пожурил его Эдуард голосом, в котором безошибочно угадывалось, как он недоволен стариной Виктором.
Бернардо завернул за угол слишком резко, Олаф покачнулся. Он надавил на раны, и я изо всех сил попыталась сдержать стон. Он выставил вперед одну ногу, найдя новую точку опоры.
— Это вышло случайно, — извинился он.
У меня неплохо получалось игнорировать его, что свидетельствовало либо о том, что я была в шоке, либо о том, что я обладала немалым талантом к концентрации, раз уж могла не замечать, как Олаф при его росте в метр девяносто восемь навис надо мной с покрытыми моей кровью руками и пиджаком. Готова поспорить, что дело именно в шоке. Но тут я посмотрела на него, разглядела его. Заметила проблеск его личности глубоко в его глазах. Увидела, как он смотрит на меня. Как он бьется над тем, чтобы на его лице не отразилось все, что он чувствует, и как у него это не получается. Он повернул свое лицо так, чтобы единственным человеком, которому было видно его выражение, была я. Он смотрел на меня, зажимая своими ручищами мои раны при помощи пиджака, и его рот приоткрылся, а глаза затуманились. Его пульс сбоку на шее бился часто и тяжело.
Я пыталась придумать, что сказать или сделать, чтобы не получилось еще хуже, в итоге решив сосредоточиться на работе:
— Его бы привлекли за предыдущие эпизоды, это обычное дело, — я посмотрела на Виктора, поскольку видеть Олафа было уже невыносимо.
Мне безумно хотелось, чтобы он перестал меня лапать, но ему бы понравился мой страх, а еще лучше отвращение. Тяжело было представить реакцию, которая подпортила бы ему кайф, за исключением полнейшего пренебрежения к нему.
— Но маршал Форрестер прав, мне следовало предупредить вас, — отозвался Виктор.
— Отметины от когтей лишний раз подтверждают, что это был кто-то другой, скорее всего, Паола Чу, — заметила я.
— Но мы не можем объяснить полиции, откуда нам это известно, не ссылаясь на твои раны, — вмешался Эдуард. — Они могут отозвать твой значок. Мы, конечно, относимся больше к сверхъестественному подразделению, но если им станет известно, что ты действительно можешь покрыться мехом, находясь при исполнении, они тебя вышибут.
— Сама знаю.
— Выходит, — подытожил Бернардо, — нам кое-что известно, но поделиться этим ни с кем нельзя.
— Даже если мы поделимся с ними этой информацией, отнесутся ли они к ней с пониманием, поверят ли нам? — зло спросила я.
Настало молчание. Наконец, Эдуард не выдержал:
— Санчез мог бы, но насчет остальных я не уверен. Если Анита потеряет значок, я бы предпочел, чтобы повод был достойным, и полиция, по крайней мере, отнеслась бы к нему со всей серьезностью, а не подняла бы нас всех на смех.
— Для них преступник ликвидирован, — начал Бернардо. — Они ни за что не поверят, что пришили не того парня.
— Но если это Паола, мы могли бы выяснить у нее, где находится дневное логово, — сказала я.
Олаф удивил большинство присутствующих, обратившись к Эдуарду:
— Тед, ты не подержишь?
Эдуард не стал спорить — он просто опустился передо мной на колени, чтобы было удобнее зажимать рану. Хотя он позволил своему удивлению отразиться во взгляде, словно говоря «Что за фигня?!». Я была с ним полностью согласна. Олаф по собственной воле упускал редкий шанс прикоснуться ко мне, когда я, раненая, истекала кровью у него на глазах. В чем тут фокус?