Мы вышли в освещенный неоновыми огнями сумрак, но кругом по-прежнему было слишком темно, чтобы оставаться в очках… Интересно, мои глаза стали нормальными? Я повременила с этим вопросом, проследовав с Эдуардом вслед за Олафом и Бернардо к нашему внедорожнику. Когда мы все расселись по местам, я чуть опустила очки, чтобы Эдуард мог разглядеть мои глаза.
— Как я выгляжу?
— Нормально, — отозвался он, и его прежний голос начал возвращаться, из него исчезли ледяные нотки Эдуарда, так что теперь он мог говорить, не боясь перепугать маленьких детишек.
Я вернула ему очки.
Он покачал головой:
— Оставь себе, на всякий случай.
— А что с моими?
— Почили, — кратко ответил Эдуард.
Он завел машину, следуя за вереницей патрульных машин, тянувшейся впереди; ночь наполнилась вспышками мигалок и звуками сирен, словно мы пытались перебудить весь город.
— Как это мои очки почили, и что случилось с ветровкой, которую ты мне дал? — спросила я.
— Вивиана и ее тигры собирались уложить еще одного тигра к вам с Виктором в постель. Я не согласился, — все так же немногословно ответил он.
Бернардо наклонился вперед, держась за спинку сиденья, чтобы не упасть, потому что Эдуард немного спешно вошел в крутой поворот.
— Что произошло в коридоре, Анита? — спросил Бернардо.
— Она кое-что сделала с детективом, — заметил Олаф.
Я обернулась посмотреть на нашего верзилу, едва заметного в полумраке салона.
— Откуда ты знаешь, что я сделала? — подозрительно поинтересовалась я.
— Не знаю, что именно это было, но я уверен, что ты что-то сделала с ним. Я видел, как изменились твои глаза.
— Ты не сказал, что заметил это, — вмешался Бернардо.
— Я посчитал, что другому полицейскому не обязательно об этом знать.
— Прости, что поднял эту тему, — извинился Бернардо, взглянув на Олафа, а следом и на меня, — но что ты сделала с Морганом?
Я посмотрела на Эдуарда.
— Можешь им рассказать, если хочешь, — разрешил он.
— Вы сами прекрасно видели, что я сделала.
— Ты заставила его принять твою сторону, — сказал Олаф.
— Да.
— Как тебе это удалось? — спросил Бернардо.
— Если я скажу, что не знаю, вы мне поверите? — ответила я вопросом на вопрос.
Бернардо сказал «нет», а Олаф — «да».
Бернардо нахмурился, снова глядя на него.
— Почему ты ей веришь?
— Я видел ее лицо, когда она осознала, что натворила. Это ее испугало, — пояснил Олаф.
Бернардо, казалось, пытался это обдумать, потом нахмурился:
— Она не выглядела испуганной — скорее, взволнованной.
— Это был страх, — продолжал Олаф.
— Ты в этом уверен? — спросил Бернардо.
— Да, — ответил Олаф.
— Потому что ты хорошо знаешь Аниту?
— Нет, потому что я прекрасно знаю, как выглядит страх на чужом лице, Бернардо, мужском или женском. Я узнаю страх, когда вижу его.
— Прекрасно, — Бернардо обернулся ко мне. — Так ты и вправду вампир?
— Нет, — ответила я, но, поразмыслив над его вопросом, все же призналась. — Не в привычном смысле слова.
— Что это значит?
— Я не питаюсь кровью. Я не мертва. Освященные предметы и дневной свет меня не беспокоят. Я хожу в церковь почти каждое воскресенье и до сих пор не вспыхнула синем пламенем, — я не смогла сдержать язвительности в голосе, когда произносила эти последние слова.
— Но ты туманишь мужские умы и заставляешь их делать то, что тебе хочется, как вампир.
— Это произошло впервые.
Машины перед нами остановились; яркий свет, исходящий от их мигалок и окружающих неоновых вывесок, сливался в единое цветовое пятно на стенах близстоящих зданий. Мы оказались в переулке, расположенном недалеко от Стрипа (один из главных бульваров Лас-Вегаса — прим. редактора), так что огни мигалок переливались по зданиям вокруг нас, как некое искусственное свечение, разгоняя ночь.
— Мы на месте, — сказал Эдуард.
— Это твой способ сказать «приехали, кончайте с вопросами», — буркнул Бернардо.
— Именно, — отозвался Эдуард.
— Думаю, мы имеем право задавать вопросы, раз уж мы помогаем ей скрывать то, что она делает.
С этим было трудно поспорить.
— Вы оба изъявили желание кормить ее сексом, — заметил Эдуард. — Раньше надо было думать, во что вы вписываетесь, перед тем, как рот открывать.
С этими словами Эдуард открыл дверь и вышел. Мне приглашения не требовалось. Я тоже вышла и оставила наших бунтарей позади, давая возможность выбраться и последовать за нами (тут Лорел использует выражение "водитель сзади" — то есть, пассажир в автомобиле, раздражающий водителя своими неудачными советами, некомпетентными замечаниями — прим. редактора). Точнее, это Бернардо выбрался. А вот Олаф, казалось, вытек из машины, шагая за нами. Забавно, что Бернардо был чертовски напуган, в то время как Олаф казался невозмутимым. Конечно, если он хотел, чтобы я пересмотрела свое мнение о серийных убийцах, ему следовало относиться ко мне с большим пониманием. Живой вампир, серийный убийца; что ни говори, один другого краше.
Тело лежало разломанной кучей в переулке позади клуба, где она работала, словно они привезли ее домой и сбросили там. Последнее тело, брошенное в Сент-Луисе, было тоже рядом с клубом, где работала танцовщица. Но оно было чистым по сравнению с этим, только укусы вампиров. Смерть от обескровливания. Эта женщина не успела истечь кровью.
Я поняла, что это тело, как и большинство тел в Сент-Луисе, находилось в месте, где тень скрывала некоторые повреждения. Так, словно даже убийца не мог смотреть на то, что он сделал, при ярком свете.
Шея женщины была под таким резким углом, что я могла видеть позвоночник, выпирающий под кожей шеи, не проткнувший ее, но близко. Шея была изуродованной и неправильной, но это было ничто по сравнению с тем, что он или они сделали с остальным... телом.